– Не на твоё ли отражение, когда склоняешься ты над водою, чтобы умыться? – улыбнулась Роза.

И Донка ахнула.

– Это была твоя старшая сестра, Донка, – ответила старая цыганка, – Её звали Эмилия, и этот медальон принадлежал ей, с ним она и утонула.

– Откуда ты знаешь, бабушка Роза?

– Я сама дарила ей этот кулон.

– Ты знала, что Мала нападёт на меня, правда? – вдруг опомнилась Донка, – Ты же всё знаешь! Ты не могла этого не знать!

Старуха кивнула:

– Знала.

– Почему же ты не оставила меня у себя в ту ночь? – не понимала Донка, – Почему не отвела беду?

– Так было нужно, чаялэ, – вздохнула старуха, – Ты должна была побывать там. Пережить то, что должна была пережить. Ибо только так открывается дорога в мир духов.

– А зачем мне мир духов? – спросила Донка.

– Я выбрала тебя, – сказала старая Роза, – Ты примешь мой дар. Но чтобы его принять, ты должна была подготовиться, побывать на грани. Поэтому я допустила то, что случилось, и не предупредила тебя.

– А что теперь с Малой и Вайолкой? – спросила девочка.

– С ними произошло то, что они желали другому. Когда тебя достали из проруби (а достал тебя храбрый Янко, он тут же прыгнул в ледяную воду, не мешкая ни минуты), то Мала уже хотела было бежать, она знала, что барон и люди не простят ей преступления. Но в этот миг Мала вдруг провалилась под лёд, хотя и стояла поодаль от проруби. Как рассказывал потом маленький Милош, из проруби высунулась белая тонкая рука и схватила Малу за ногу, но, конечно, мальчику никто не поверил, так и думают, что Мала сама ушла под воду. В испуге она схватилась за свою дочь Вайолку, но та не смогла её удержать, и мать уволокла свою дочь за собой. Они обе утонули.

Донка молчала.

– Что же будет дальше?

– Дальше, – ответила старуха, – Как только ты поправишься, я стану учить тебя всему, что знаю сама. Теперь ты готова.

Глава 7

– Что же дальше было? – выдохнули бабы, когда Марфа замолчала.

– А что дальше?

– Да как же? – всполошились те, – Ведь тут-то и начинается самое интересное! Учила ли старая Роза Донку? И стала ли она её преемницей?

Марфа потянулась грациозно, словно изящная чёрная кошка, вздохнула глубоко:

– Ну, что там рассказывать? Роза учила Донку два года, а как исполнилось той пятнадцать лет, умерла, передав ей свою силу и наказав использовать её только во благо людям. Несколько лет работала Донка на благо своей общины, а потом, когда стояли они у одного села, произошло то, что и должно было произойти с молодой девушкой. Она влюбилась. Да не в цыгана, а в сельского парня Захара. На свидания к нему бегала тайком. Когда про то прознали родители и барон, то сильно они на то прогневались, сказали, что не позволят ей мешать чужую кровь с цыганской, и уж тем более она – Донка, и вовсе не должна выходить замуж, ведь она теперь шувани, ведающая. И судьба её – быть одинокой, иначе и дар можно потерять. Но любовь была сильнее этих угроз, и однажды ночью Донка просто сбежала с Захаром, они уехали далеко-далеко из тех мест и начали новую жизнь на новом месте. Там-то и родилась моя бабка, а затем и мать, ну а после и я на свет появилась.

– И что же, – в нетерпении спросила Галка, – Матушка твоя тоже стала шуву..шава.. Как там?

– Шувани?

– Она самая, – закивала Галка.

– Нет, – сказала Марфа, – И бабка моя, и мать были для всех обычными бабами, вышли замуж, нарожали детей. И вроде как дар тот и пропал… Да вот кулон тот, что Донке сестра её покойная в полынье подарила, передаётся у нас из поколения в поколение.

– А посмотреть бы на него, – прошептала с горящими глазами Паранья, – Можно ль?

Марфа как-то странно на неё взглянула, усмехнулась:

– Тебе бы лучше не глядеть на него, да впрочем… Вот, глядите, коль хотите.

И она, сунув руку за пазуху, извлекла из-под платья, покоящийся на груди кулон на чёрном кожаном шнуре. Бабы охнули и подскочили поближе, вытаращив глаза.

– А потрогать можно? – спросила Катерина, склонившись над кулоном.

– Отчего нельзя, трогай, коль дастся он тебе.

Катерина быстрым взглядом скользнула по Марфиному лицу, и протянула руку к круглому кулону с чёрным, мерцающим камнем в центре.

– Ай! – вдруг вскрикнула она и рывком убрала ладошку, – Жжётся!

Марфа улыбнулась:

– Ну, кто ещё желает испытать судьбу?

Бабы замотали головами, но тут шагнула вперёд Паранья:

– Я хочу.

– Ну, попробуй.

Паранья протянула пальцы и прикоснулась к кулону, жадно и восхищённо глядя на него. Она медленно провела пальцами по камню, а потом сжала его в ладони, прикрыв глаза и глубоко вдохнув, Марфа наблюдала за ней, не говоря ни слова. Наконец, она потянула за шнурок и кулон выскользнул из рук Параньи, та вздрогнула, и, смутившись, отошла в сторону. Тут же к Марфе подскочила хохотушка Дарья и схватила кулон на шее ведьмы, но в этот же миг громко вскрикнула и отдёрнула руку.

– Ах ты ж, жжётся-то как, ровно в печь руку сунула.

Она поглядела на Паранью:

– А как же ты его взяла?

Бабы переглянулись между собой, а Марфа тут же встала с лавки и громко провозгласила:

– Ну, что-то, бабоньки, мы заскучали, давайте-ка по рюмашечке, да ворожить станем?

– Ворожить? – удивились бабы.

– Да. А чего ж такого? Время самое подходящее, святки на дворе, когда же и ворожить-то, коль не сейчас?

Бабы загалдели:

– А чем мы хуже девок молодых? Конечно, станем. Ещё как станем! Только для начала для задору не грех бы и выпить. Марфа подмигнула и плеснула в стопочки рубиновой ароматной сладости. Бабы выпили и зарумянились, заулыбались.

– Нет, что ты не говори, Марфа, а есть в твоей наливке нечто эдакое, – прищурилась Акулина, – Я вот на вас гляжу и кажется мне, будто помолодели вы все, да похорошели.

– Спьяну и не то покажется, – захохотала Дарья.

– Тю, – удивилась Акулина, – Это кто ж тут пьяный-то? От наливочки-то?

– А может и не кажется, – подмигнула Марфа гостьям, – Может и вправду похорошели.

– Вот! Вот! – затрясла указательным пальцем Галка, – Признавайся, наконец, Марфа, не проста твоя наливка!

– Да идёмте уже, – ответила Марфа, надевая шубейку, – Звёзды на небе блестят так, что светло, как днём. Самое время, на них глядючи, ворожить.

Марфа захватила со стола рушник, на котором лежали пироги, да вышла в сенцы. За ней следом потянулись и бабы.

Во дворе было морозно и свежо, рогатый месяц повис над самой печной трубой, и, казалось, стоит забраться на крышу избы, как сможешь дотронуться до небесного светила. Звёзды выстроились на небе в свои извечные хороводы, кои водят они с тех самых времён, как создал Господь небо и землю, и всё, иже обитает на них. Сколь веков прошло, а те же самые звёзды глядят на людей с высоты, и когда не станет нас, те же звёзды будут глядеть вниз – холодные, древние, прекрасные…

Бабы притихли, залюбовавшись ночным небом. Марфа же тем временем подкинула полотенце и забросила его на застреху.

– Гляди-ко, не падает, знать богатый нынче будет урожай, – довольно хмыкнула она, – Да и то понятно, снега сколь навалило кругом.

– А что, Паранья, ты у нас незамужняя, тебе и на жениха поворожить не грех, – сказала Марфа, глянув на девушку, – А ну, ступай на улицу да окликни первого встречного.

Паранья, помешкав и потоптавшись на снегу, вышла за ворота. Как на грех, по улице шёл мимо Марфиного дома старый глуховатый дед Карась. Паранья и окликнуть не успела, как бабы, столпившиеся в воротах, и выглядывающие из щёлки, прыснули со смеху. Паранья замялась на месте, оглянулась назад.

– Ступай, ступай, – подбодрила её Марфа, – Не гляди на этих-то, им бы всё пересмешничать. Забыли, как сами бегали гадать в крещенские вечера?

Паранья окликнула деда, что, было, уже прошёл мимо.

– Дедушка!

– Ась? – обернулся тот.

– Дедушка, – Паранья вновь замялась, – А как зовут тебя?

– Карасём кличут, – остановился дед, шибко заинтересовавшись, чего это его тут пытают, – А ты что же, чья будешь-то?